– Повод. Кто у тебя напарник – сто тринадцатый? Спроси, чем заслужил кару он.
– Смешал морковную пасту с яблочной, – буркнул Филипп. – Все равно дерьмо, но так хотя бы есть можно.
– Забавно. Одинаковые наказания и за кулинарные эксперименты, и за выход в интервидение.
– Филипп получил на балл меньше, – возразил ради справедливости Игорь. – Но я же говорю: под кару попадали абсолютно все.
– И ты?
– И я.
– Интересно, как ты мог провиниться.
– Так же, как и ты. Молодой был, глупый. Озарило про сестер-братьев, вот и сунулся в общую сеть.
– Ну и?.. Нашел?
– Нашел, – сказал он с усмешкой. – Четыре балла на нейровибраторе. А, ты про это? Не знаю, больше желания не возникало. Мне мой лейтенант тогда мозги запудрил, я и поверил. И сейчас верю. Так удобней.
– Во что веришь? – не понял Тихон.
– В смерть биологических родственников. Стандартная школьная версия: мы умерли для них, они умерли для нас. Никто никого не ищет, а курсант получает дополнительную мотивацию.
– Постой… Значит, то, что ты рассказал про мою мать…
– Естественно.
– И не исключено, что она жива… – задумчиво произнес Тихон.
– Очень может быть, – равнодушно молвил Игорь. – Только тебе это зачем?
– Мамы, папы… Сто семнадцатый, а почему бы тебе прадедушку не откопать? – хохотнул кто-то из операторов. – Повесишь его черепушку в кубрике. Зато как занимательно! Люди удивляются, а у тебя гордость: родня, все-таки. Гены-фигены, и так далее.
– Ой, как смешно! – огрызнулся Тихон, но спорить не стал: тема была закрыта. Он пока еще не представлял, как поступит: возобновит поиски или махнет на них рукой. Если честно, то конечно же, это было блажью. Вся Конфедерация живет без родителей, и ничего, одному ему неймется.
Все – это все, упрямо подумал Тихон. Они существуют отдельно.
Плавный подъем закончился, и за холмом показался конкурский поселок, который уже без преувеличения можно было назвать городом. Какая-либо система в расположении улиц отсутствовала – узкие проходы начинались где придется и, пропетляв около сотни метров, упирались в глухие стены. Низкие дома были построены по тому же принципу, что и в первом селение и, скорее всего, из того же материала.
Это обстоятельство Тихона особенно порадовало: земляные хижины рассыпались от первого же сильного толчка, поэтому никаких трудностей, кроме пылевой завесы, в бою не предвиделось. Затем он вспомнил, что стрелок обещал прекратить саботаж, и настроение поднялось еще больше.
– Ты готов?
– Возьми самый крупный план, – вместо ответа попросил Филипп.
Тихон нацелил объективы на ближний квартал и, последовательно увеличив картинку, получил портрет конкура с кульком. Из-под толстой материи выпростались три отвратительно гибких змейки, в которых он угадал верхние конечности.
– Ребенок, – мрачно произнес Филипп.
– Детеныш, – поправил его Тихон.
– Я бы даже сказал, зверек, – вмешался Игорь. – Особь на стадии взросления. Когда вырастет, заберется в кабину какого-нибудь кита и пойдет рубить наших колонистов. Все ясно?
– И в том городе тоже находились дети, – пробормотал Филипп. – В каждом свертке – ребенок. Зачем мы это сделали?
– Сто семнадцатый, высади своего напарника, пусть возвращается на Пост пешком, – пошутил Игорь. – Еще слюнтяи имеются?
– Это не слюни, а элементарная порядочность, – высказался голос, успевший за время операции стать знакомым.
– Назовись, слюнявый, – велел Игорь.
– Шестьсот восемьдесят седьмой.
– Кто с тобой в экипаже?
– Шестьсот двадцать пятый, Петр.
– Твое мнение, Петя.
– Я это… подчиняюсь старшему.
– А сам что думаешь?
– Это… не нужно их убивать. Ну, я про мелких.
– Понятненько.
Игорь выехал из строя и, мгновенно развернув башню, ударил по одному из танков короткой голубой струей. Разряд просверлил броню и, вонзившись внутрь, расплавил основные узлы. Машина конвульсивно рыпнулась вперед-назад, но командный блок уже сгорел, а без него она была мертвой телегой.
– Вот так, шестисотые, – удовлетворенно молвил Игорь. – За неподчинение приказу. Я никого не задел?
– А что, был какой-то приказ?
– А разве не было? Командир! Мы тебя слушаем.
– Приказ, – немедленно отозвался Тихон. – Зверинец должен сгореть.
Увидев, что танки не двигаются с места, он помедлил и слегка удивленно сказал:
– Это все.
Машины перестроились в шеренгу и покатились вниз. Город был лишен не только военной техники, но даже примитивных средств связи и оповещения – конкуры зашевелились лишь после того, как танки стали видны невооруженным глазом.
– Кажется, здесь одни самки, – опять заныл Филипп.
– Ты читал, что написано на сержантском шевроне? – спросил его Тихон.
– «Без жалости», я помню. Но на шевроне было про врагов.
– А это кто? Друзья?
– Невиновные.
– Я тебя последний раз…
– Нет, – быстро сказал Филипп.
Тихон отгородился от него непроницаемой стеной и задумался. Дальше так нельзя. Все имеет свой предел, и терпение тоже. Он, оператор номер сто семнадцать, объединил отдельные экипажи в отряд. Он взял их под свое командование, хотя не очень-то и старался. И он не может справиться с каким-то комплексующим убожеством!
Тихон размягчил перегородку до упругой мембраны и осторожно ступил на территорию личности стрелка. Филипп был уверен, что водитель поглощен ездой, поэтому на защите особо не концентрировался. Вторжение прошло незамеченным, это уже полдела. Тихон полностью погрузился в чужое сознание – никакого сопротивления.